В лаборатории начали происходить странные вещи. Казалось, окружающее пространство и время неожиданно сошли с ума. Теперь можно было запросто свернуть за угол, чтобы попасть в кабинет, который находится в двух шагах от поворота — и идти до него целых полчаса. Или наоборот, попытка пересечь длинный коридор, чтобы добраться до выхода, могла обернуться тем, что ты оказывался уже по другую сторону двери. Свежие продукты мгновенно портились, сушеные фрукты обретали былую сочность и свежесть…. Единственным, кто мог успокоить близнецов и заставить их вернуть все на свои места, был, как ни странно, наш бард. У него оказался настоящий талант в обращении с подростками. Он наигрывал им песни, рассказывал забавные истории, и вел себя с ними как друг, но стоило ему только призвать их к порядку — и все пространственно-временные безобразия тут же прекращались. Похоже, у него тоже оказался своеобразный дар, который до поры до времени нас не раз выручал.
Но однажды ситуация окончательно вышла из-под контроля. Близнецы по-прежнему продолжали обучение, однако, уже без былого интереса. Они то и дело отлынивали от занятий, забывали выполнять задания и постоянно грубили учителям. Подростки, что тут скажешь. Однако на этот раз преподавателю, то есть мне, надоело терпеть их выходки, и я сделал справедливое, но довольно резкое замечание близнецам. И вот тут-то Элиру, так звали нашу полуэльфку, будто прорвало. Она устроила форменную истерику, кричала, что не намерена больше слушать учителей, которые и в подметки ей не годятся, и что она всем покажет…. Не знаю, что именно она хотела «показать», однако, думаю, действительность превзошла ее самые смелые планы. Вокруг нее неожиданно возникло мощное пространственное завихрение, которое начало стремительно разрастаться, превращаясь в настоящую смерчевую воронку. Сначала мы пытались сдержать ее своими силами, однако после того, как верхний край смерча снес крышу здания, люди сообразили, что пора убираться подобру-поздорову. Элира же, похоже, совершенно утратила контроль над ситуацией. Сырая неуправляемая энергия била из нее ключом, вокруг девушки происходило нечто поистине невероятное. Это был настоящий пробой реальности. То, что творилось внутри воронки, невозможно описать простыми человеческими словами. Пространство и время просто сошли с ума, перспективы искажались самым дичайшим образом, предметы деформировались и оплывали, точно свечной воск, а наверху всего этого, в самой глубине ревущей воронки, маячили жуткие невероятные тени…
Мы все еще оставались внутри всего этого кошмара — Элира, ее брат и я — когда здание начало рушиться. Боковым зрением я заметил, как на той стороне воронки появился наш бард. Я хотел крикнуть ему, чтобы он убирался отсюда, но он все равно не услышал бы меня. Его губы шевелились, и я понял, что он сам что-то кричит, однако разобрать слова было невозможно. В этот момент воронка смерча неожиданно задрожала, исказилась и начала распадаться. Дыра в реальности внезапно исчезла, полуэльфка вздрогнула и принялась оседать наземь, теряя сознание. Я подхватил ее на руки. Ее брат, похоже, был в шоке от всего произошедшего, он почти ничего не соображал. Подбежавший бард помог вытащить близнецов из-под обломков здания на свежий воздух. Подсчеты потерь показали, что в этот день мы лишились почти всей лаборатории и четверых наших сотрудников. Их тела мы так и не нашли.
Разумеется, такое событие не могло остаться незамеченным. Егеря вместе с представителями Магистериума прибыли на место происшествия раньше, чем мы успели придумать какое-либо объяснение происшедшему. А когда они увидели близнецов и барда, объяснения уже и не понадобились. Такого жуткого скандала Университет не слышал, наверное, уже лет триста. Мы нарушили около полусотни правил, создавая своих рэтриаров, и теперь нас с позором изгоняли из Университета, лишая всех прав и привилегий чародеев. Наши детища, все трое, были отправлены в горы Гзуур-Кай, в Малахитовую Цитадель, спеленатые антаритовыми цепями, словно злобные демоны из преисподней.
— Я думала, Малахитовая Цитадель — миф! — удивилась я. Легендарная тюрьма для чародеев всегда казалась мне не более чем страшной сказкой.
— Она миф для всех, кроме тех, кто в нее попадает, — серьезно ответил алхимик. — Для этих последних она — настоящий кошмар. Я никогда не забуду лицо барда, когда их увозили. Он смотрел на нас, пока лошади не скрылись за поворотом. Лично я бы предпочел, чтобы он плевал в нашу сторону, но он просто смотрел, и в его взгляде я видел множество вопросов… и еще больше ответов на свои собственные вопросы. И до сих пор ни один из них мне так и не нравится.
— Они живы? — тихо спросила я.
— Не знаю… — вздохнул алхимик. — Некого спросить. Те, кто попадает в Цитадель, назад не возвращаются.
Мы помолчали.
Не знаю, о чем думал травник, но я думала о том, что, на самом деле, стихийная ярость рэтриаров оказалась, пожалуй, куда менее ужасна, нежели расчетливая жестокость их создателей. Проводить эксперименты над детьми ради скорейшего результата, обучать их исключительно убивать, а потом хладнокровно уничтожать подрастающих монстров, созданных своими руками… можно ли было полностью оправдать подобное условиями военного времени? Или полукровки для эльфов — просто расходный материал, не заслуживающий сочувствия?
Благородные перворожденные, какими их всегда рисовала нам мать, теперь представали передо мной в несколько ином свете.
— А у вас, — осторожно спросил меня травник. — Никогда не было таких… срывов?